Цифры на сердце

Автор: Сувалова Мария (группа П22)
Научный руководитель:
Олейник Александр Людвигович

ВВЕДЕНИЕ

    Нина Федосовна Купченя (девичья фамилия – Алейник) родилась 15 января 1931 г. Уже в 10 лет ей пришлось узнать что такое война. В декабре 1943 г. фашисты окружили ее родную деревню Хоромцы. Всех выгнали на улицу, построили в шеренгу и стали отбирать кого куда. Родственников Нины Федосовны и многих других односельчан загнали на колхозный двор и еще какие-то постройки и сожгли заживо. Всего примерно 360 человек.
    Остальных отогнали в другую сторону. Сюда попали Нина Федосовна, ее мама, Алейник Степанида Колениковна, сестра Вера, тетя Аксинья и ее дочь, и еще много других жителей деревни, а также из других соседних деревень, построили в шеренгу и погнали до д. Слободки. Там всех загнали в дом, где не в чем не повинные люди провели свою первую страшную ночь. Окна в здании забили. Всех караулил немец. Есть ничего не давали. Женщинам приказали готовить ужин для немцев. Среди этих женщин была мама Нины Федосовны. Оглядевшись, не обнаружив на дворе немцев, Березовская Матрена, ее дочь и мама Нины Федосовны бросились наутёк в лес. Утром подъехали машины, их всех отвезли в Бобруйскую тюрьму. Холод, голод, вши, клопы…  Кормили людей раз в сутки такой баландой, что и животные есть бы не стали! Еще давали по 100 граммов хлеба. Там же и допрашивали. Во время таких допросов Нине сломали два ребра (ребенку было 10 лет!). После тюрьмы всех поместили в местный концлагерь для военнопленных. Где-то примерно в апреле 1944 г. сестру Нины Веру и дочь тети Аксиньи Дуню от всех забрали. А их всех вскоре повезли в г. Минск. Но и там было не легче.
    В Минской тюрьме просидели до мая 1944 года, затем погнали на станцию, посадили в товарняк и повезли дальше…
Везли людей как скот. Дали только в начале пути по куску хлеба. По дороге нескольким счастливчикам удалось убежать. После этого побега заключенных вообще перестали кормить, везли голодных. Двери вагонов не открывали. Никто не знал куда их везут и когда привезут. А следующей остановкой на пути нечеловеческих испытаний стал лагерь Освенцим. Бараки Освенцима — это не покосившиеся халупы, а трехэтажные дома из красного кирпича, стоящие четкими рядами. Все сделано основательно: уничтожать надо миллионами. Но в некоторых освенцимских лагерях под бараки использовались и конюшни, в которые набивалось не по 500 человек, как было рассчитано, а по 1200. Ежедневно эсэсовцы умерщвляли и сжигали от 10 до 12 тысяч человек. Из них 8–10 тысяч из прибывших эшелонов и 2–3 тысячи — из числа узников лагеря. В газовые камеры загоняли по 1500–1700 человек. Затем через люки в потолке эсэсовцы в противогазах забрасывали «циклон». Газирование продолжалось до 20 минут, после чего трупы выгружались и на вагонетках вывозились во рвы для сожжения, а позднее в крематории. Немецко-фашистские профессора и врачи проводили садистские опыты над людьми. Не будем перечислять ужасы ада
    Массовые убийства в освенцимских лагерях продолжались до конца лета 1944 года. 28 октября 1944 года в Освенцим пришел последний эшелон с узниками-евреями.
Это были узаконенные фашистским государством убийство и грабеж мирных граждан. Такое в истории Земли не должно повторится. А
[justify]мы живущие должны помнить, что это было.
    Нина Федосовна попала в лагерь 1 июня. Со слезами вспоминает, когда приехали, открываются двери вагонов и узники слышат звуки классической музыки, которую исполняет на главной площади оркестр. Сразу после выгрузки из вагонов фашисты начинают сортировать людей как скот: кого в «баню», а кого – «на потом» (еще некоторое время могут поработать).
    Узники двигались строем, одних отправляли «направо» (рабочая бригада), а других «налево» («баня» - газовая камера). Маленьких детей отрывали от родителей, жен - от мужей. Нас сначала повели в крематорий, раздели до гола, постригли, повели к топке. Перед топкой (печью) мочили ноги в какую-то скользкую жидкость. Но еще не успели заполнить людьми комнату до конца, как во дворе раздался крик, и нас выгнали опять во двор. Так я осталась жива. Затем стали подвозить вагонеткой одежду и обувь, раздавать кому что попало, чужое. Построив в шеренгу, людей повели в баню, затем в лагерь «А». Бараки – это не покосившиеся халупы, а трехэтажные дома из красного кирпича, стоящие четкими рядами. Но под бараки иногда использовали так же конюшни. Там нам накололи номера (мой номер «79952», а щ тетки Аксиньи - 79954), на одежде сзади красной краской от воротника до низа кисточкой провели полоску. Далее в бараке № 11 они отбывали карантин, потом детей от женщин отделили и отправили в барак № 1. Кормили нас там раз в сутки какой-то баландой, ничего общего не имеющей даже с самой плохой пищей. Тот барак, куда попала она, состоял из досок без потолка и пола. Было холодно. Бороться за жизнь приходилось каждый день.  Был апрель. В лагере нужно было работать. Команды гнали людей на работу, выгоняли детей, во двор, они шли от барака до барака, всюду была колючая проволока. Детей били, особенно старших. У неё были сломаны ребра, за левым ухом еще и сейчас вздутие черепа, а также не слышит на одно ухо. У детей брали кровь. Им делали какие-то уколы, после которых тело покрывалось волдырями.
    После карантина тетю Аксинью забрали в рабочий лагерь, а Нина Федосовна осталась на месте. Дощатый барак без окон. И дети от 5 до 15 лет. Кормили раз в сутки, сушеной брюквой. Хлеба давали не более 100 граммов. В бараке по 100 человек. Потом детей выгоняли на двор, где от барака к бараку шла проволока с электрическим током. С улицы детей приводили кушать баланду, потом, когда взрослых выгоняли на работу, детей запускали во временно освободившиеся бараки. Тогда дети спали, размещаясь на трёхъярусных нарах. Маленьким детям еще давали по 50 граммов белого хлеба и чайную ложку мармелада. Многие умирали. Трупы выносили на улицу. Отдыхали только ночью на нарах.
    Дети в лагере были разных национальностей. И отношение к ним было разное. В их бараке, например, была полька Стеня, она обращалась с детьми очень сурово. Лагерная администрация – все немцы. Придет немец или немка, пересчитает заключенных детей, даст задание, и их выгоняют из барака, какая бы погода не была.
    Медицинского обслуживания в бараках не было, если кто и заболевал, то его убирали из барака, куда он уже не возвращался. Больше всего умирали от голода, по несколько детей в день.  Умерших уносили в труперную, которая была рядом с их бараком. Раз в месяц водили в баню, где их мыли без мыла под холодными и «бьющими» струями воды. В лагере маленькая Нина перенесла, брюшной тиф, чесотку. С 1939 по 1945 год 132 000 женщин и детей, 20 000 мужчин и 1 000 девушек были зарегистрированы как заключенные, люди более чем 40 национальностей. Десятки тысяч были убиты, умерли от голода, болезней и в ходе медицинских экспериментов. Вот как вспоминает Нина Федосовна: «В конце января 1945 г. с Освенцима в полувагонах отправили нас в Германию в концлагерь Равенсбрюк – в, как тогда говорилось, «охраняемый лагерь для женщин». Среди заключенных были и дети. Заключенным выдавалось полосатое платье и деревянные колодки-шлепанцы. На левом рукаве был лагерный номер и знак. У «русских» таким знаком был красный треугольник с буквой «R» внутри.
Привезли, выгрузили в конце лагеря. А так как лагерь был заполнен, то нам всем долго пришлось сидеть на снегу. Потом мы были переведены в барак, где было очень много людей. Поэтому по очереди приходилось ложиться на доски. Когда мы вставали, то ложились те, кто стояли перед нами, когда мы лежали. Потом нас отправили дальше в лагерь. Но я уже дальше не помню, почти не могла даже передвигаться, все было как в бреду.
    Огромная переполненность все больше вызывала болезни и эпидемии. На полную мощь заработали и крематории. И привозили людей с других лагерей. Это стоило жизни тысячам и тысячам. Но мне посчастливилось остаться жить…»


ОСВОБОЖДЕНИЕ

    Освободили их советские войска 3 мая 1945 г.  Польки поручили Нину женщинам из Запорожья. Она была очень слаба. Иначе бы умерла. Ее выходили. Через две недели эти женщины нашли лошадей, повозку и Нина Федосовна отправилась на Родину, но доехали только до города Пренцлов. Там их остановил советский военный патруль, забрал лошадей, выделил комнатушку. Потом беженцев разделили по областям. Нину Федосовну отправили в Полесскую область. Там она пробыла до осени, болела, ей сделали прививки. Там же она прошла через спецкомендатуру, после чего подготовили документы для отправки домой. Домой же она вернулась 13 ноября 1945 г. Дома было все уничтожено: не осталось ни жилья, ни скота, даже ни одной собаки. Все и всё было уничтожено. Чтобы выжить приходилось собирать в пищу траву, лебеду, пока не выросли ягоды и грибы…  Так начиналась новая жизнь…


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Вот так и пришлось в детском возрасте все это пережить, а после войны самой пахать, самой сеять и разживаться. После освобождения горе и страдания для многих женщин, мужчин и детей не закончились. Многие умирали еще в течение многих недель после освобождения, другие страдают от последствий заключения в концлагере до сегодняшнего дня, получив, как и моя бабушка, многочисленные болячки, на всю жизнь.
    Свидетельства детей войны, а среди них и моей бабушки Нины Федосовны, открытая рана и открытая книга для будущих поколений.
Работая над темой, было очень тяжело, как моей бабушке, все заново вспоминать, так и мне. Но это не зря. Не зря эти детишки прошли множество лагерей, не зря наш народ заплатил такую огромную цену за свободу.
    И та мысль, о наших родных, сильных и мужественных людей, а так же о нас – их наследниках, приведенная мною в начале работы, не покидала меня все время. Насколько мы могли бы повторить то, что сделали они? Не дай Бог, конечно! Насколько мы достойны этих страданий и их – наших просто бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек? Что мы можем сделать для того, чтобы быть достойными их?
    Какой – то ответ я, всё же, получила. Первое, что мы можем, это сохранить ПАМЯТЬ и хранить МИР на нашей земле, чтобы ничего такого не повторилось. А мы с другими учащимися продолжаем записывать и изучать свидетельства о войне наших земляков. (Подготовили даже сборник воспоминаний). И будет что передать в наследство следующим поколениям.